Кого на Руси на самом деле называли смердами?

Блистательный фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» в буквальном смысле разошёлся на цитаты. Однако достигнутый комический эффект порой шёл вразрез с исторической достоверностью. Так, царь никак не мог назвать Антона Семёныча Шпака смердом, тем более в ругательном ключе.

Смерд – это звучит гордо!

Проследить время появления на Руси слова «смерд» не представляется возможным, поскольку оно восходит ещё к индоевропейскому корню, что подтверждается существованием аналогов («смурд», «смордон») в других и не только славянских языках.
Поначалу оно везде означает просто «человек», причём имеется в виду именно свободный общинник, не раб. То есть, перефразируя горьковского Сатина, любой славянин в VIII веке мог воскликнуть: «Смерд – это звучит гордо!». А вот в IX веке так мог воскликнуть уже не любой, ведь с появлением на Руси князей возникает и лично-зависимое от них и их дружинников население.
К моменту, когда Ярослав Мудрый зафиксирует для истории существовавшие на тот момент в государстве законы, общественная жизнь восточных славян серьёзно усложнится. Рядовичи, закупы, прощенники, наймиты – разобраться, кто из них находился в лучшем положении, спустя 1000 лет непросто, но ясно одно: быть смердом — всё ещё большая удача.

В XI веке слово означает земледельца, зависимого непосредственно от князя. Теперь смерды уже не просто платят дань, но и могут привлекаться к выполнению различных работ на своего хозяина, но их личная свобода пока не подвергается сомнению: уходи, куда пожелаешь, если, конечно, сможешь прижиться в новой общине.

Конец свободной эпохи

Роковым временем для смердов становятся годы раздробленности и монголо-татарского ига. Сначала князья воюют друг с другом, стремясь отобрать хоть какую-нибудь деревушку с её жителями. Появляется даже термин «осмердение» — прежде свободные земледельцы становятся лично-зависимыми от того, кто их захватит.
С приходом на Русь монголов процесс лишения смердов самостоятельности ускоряется. Не только князья и бояре теперь хотят захватить побольше зависимых людей, но и сами земледельцы, не чувствуя себя в безопасности, ищут хоть какой-то опоры. Хозяин ведь может, если не защитить от набега, то хотя бы помочь восстановить хозяйство.

Исключением были новгородские смерды, которые из-за удалённости от монголов сохраняли свою независимость дольше других и даже регулярно боролись за свои права с богатыми горожанами. Однако к концу XV века уже повсюду на Руси все категории феодально-зависимого населения неотличимы друг от друга – все именуются просто крестьянами.
Выходит, слово «смерд» в устах Ивана Грозного – анахронизм? Отнюдь, исчезновение социальной группы не привело к исчезновению термина, он лишь поменял значение.

На Руси, в отличие от Западной Европы, война никогда не была делом только группы тяжеловооружённых рыцарей. К боевым действиям постоянно привлекались и простолюдины, причём, в первую очередь, не городское, а именно сельское население. Именно оно составляли подавляющее большинство служилых людей, за которыми и закрепилось уже устаревшее на тот момент слово «смерд». Так их называли в официальных документах, так именовал в своих обращениях и царь.
Таким образом, Иван Грозный никак не мог принять, мягко говоря, не богатырски сложенного и совсем не по-военному одетого Шпака за смерда. И уж тем более не использовал бы это слово в качестве оскорбления: подобное значение среди помещиков оно приобретёт только спустя век. А вот обозвать Шпака «холопом» царь действительно мог, но это уже совсем другая история.