Стресс мешает удовольствию

Стресс разобщает центры мозга, поддерживающие мотивацию и чувство удовольствия, так что мозгу становится трудно понять, что доставляет удовольствие, а что – нет.

Неспособность испытывать удовольствие, или ангедония, возникает при шизофрении, болезни Паркинсона и других психоневрологических расстройствах, хотя чаще всего её упоминают в связи с депрессией. Из всех её симптомов ангедония – один из самых распространённых и одновременно один из самых трудно поддающихся терапии. Известно, что ангедония – это не просто неспособность чувствовать удовольствие, но снижение мотивации к удовольствию. У человека нет предвкушения того, что он получит награду после того, как что-то сделает, а когда он это что-то всё-таки делает, удовольствие оказывается не таким сильным, как могло бы; если у нас плохо работает механизм мотивации, то плохо будет работать и обучение, основанное на мотивации. И всё же, чтобы найти против ангедонии эффективное средство, нужно знать, что за нейробиологические аномалии имеют место при ангедонистических проблемах с мотивацией и наслаждением.


Сотрудники Калифорнийского университета в Сан-Франциско искали механизмы ангедонии в миндалевидном теле или амигдале, и гиппокампе. Амигдала – один из главных центров обработки эмоций, гиппокамп – один из главных центров памяти; оба они входят, вместе с другими нервными центрами, в систему подкрепления, которая как раз работает с мотивацией и обеспечивает удовольствие от награды. Эксперименты ставили с мышами – человеческая депрессия у них вряд ли может случиться, но некоторые депрессивные симптомы вполне можно воссоздать, в частности, ангедонистическое равнодушие к удовольствию.

Если обычной мыши дать на выбор простую воду или воду с сахаром, она выберет воду с сахаром. Если же мышь подвергнуть продолжительному стрессу, она начинает чаще пить простую воду, как если бы от сладкого ей перестало быть приятно. Стресс мышам в эксперименте устраивали социальный, то есть сажали рядом с другой, большой и агрессивной мышью – драться им не разрешали, но постоянное присутствие явно доминирующего и опасного соседа заставляло мышей всё время нервничать. Некоторые теряли вкус к сладкому, но некоторые оказывались устойчивы к стрессу, и даже постоянно наблюдая агрессивного соседа, продолжали искать сладкую воду.

За активностью миндалевидного тела и гиппокампа наблюдали с помощью электродов, вживлённых прямо в мозг. В статье в Nature говорится, что у мышей с ангедонистическим поведением нейроны миндалевидного тела в прямом смысле слова переставали различать сладкую воду и простую. У тех мышей, которые оказались устойчивы к стрессу, миндалевидное тело реагировало на ту и другую воду по-разному, и происходило так потому, что нейроны миндалевидного тела успешно общались с нейронами гиппокампа. Гиппокамп как центр памяти, вероятно, помогал вспомнить, чем отличается одна вода от другой, и помогал представить ощущения от сладкой поилки и от простой поилки.

Нельзя сказать, что у ангедонистических мышей амигдала и гиппокамп вообще не общались, но их активность была несогласованной. Если же нейронные пути, соединявшие оба нервных центра, искусственным образом активировали, то у мышей снова появлялся вкус к сладкой воде. То есть с ангедонией, по крайней мере, у мышей, можно справиться, если активировать контакты между гиппокампом и миндалевидным телом, активировать так, чтобы гиппокамп и миндалевидное тело лучше слышали друг друга. И тогда в мозге снова заработает информация о том, что такое награда, какая награда лучше и т. д. Не исключено, что и людям можно вернуть способность чувствовать и предвкушать удовольствие тем же способом, то есть простимулировав нейронные связи между амигдалой и гиппокампом. Хотя тут всё-таки нужно помнить, что у людей и принятие решений, и эмоции обслуживает намного более сложный нервный аппарат.

О слабых «депрессивных» связях между гиппокампом и другими центрами системы подкрепления мы уже как-то писали, но тогда шла речь не об амигдале, а о прилежащем ядре, а депрессия у мышей проявлялась снижением мотивации к социальным контактам.