Принцип аналогии: как в голове рождаются блестящие идеи?

В 1887 году, после того как изобретение фонографа, гармонического телеграфа, передающего более одного сообщения за раз, и коммерчески оправданных лампочек принесли ему славу и богатство, Томас Эдисон купил лабораторию в Вест-Оранже, штат Нью-Джерси. Он нанял команду талантливых ученых и инженеров, чтобы они помогали ему развивать его знаменитые изобретения и, конечно, придумывать что-то новое.

Команда Эдисона изобрела хлопкоуборочную машину, уплотнитель снега и способ использования намагниченного железа для выработки электричества. Но, пожалуй, самое известное устройство, вышедшее из этой лаборатории, — кинетоскоп, аппарат для просмотра движущихся изображений. Истории о том, как именно инженеры спроектировали этот аппарат и какую роль здесь сыграл один из ассистентов Эдисона, Уильям Кеннеди Лори Диксон, поражают воображение. Но как Эдисону пришла в голову сама эта идея?
Обычно мы считаем изобретателей особым биологическим видом — гениями, у которых бывают озарения.
Я не могу припомнить ни одного случая, когда бы у меня в голове зажигалась лампочка, сопровождающая появление сногсшибательной новой идеи. Все потому, что я бездарный лузер? Может, и так. Другая версия: чаще всего моменты озарений — это всего лишь красивая легенда, имеющая мало общего с реальностью. Историки, специализирующиеся на открытиях и на изучении хода мысли изобретателей, считают, что зачастую изобретение — это медленный процесс, и появляется оно не вдруг.
В чем этот процесс состоит? Она давняя теория гласит, что суть изобретательности кроется в способности проводить аналогии.
Да, совсем как в школьном тесте: Крошка относится к хлебу так же, как… щепка относится к лесу, или Лекарство относится к болезни так же, как… закон относится к анархии. Изобретательные люди, если верить теории, постоянно связывают уже известное с новыми ситуациями. Кинетоскоп Эдисона, например, своим появлением во многом обязан аналогии.
Одна из идей, предшествовавших появлению кинетоскопа, по мнению историков У. Бернарда Карлсона и Майкла Гормана, датируется февралем 1888 года, когда Эдисон отправился на лекцию неподалеку от своей лаборатории в Обществе Новой Англии (Оранж, Нью-Джерси). Лекцию читал Эдвард Мэйбридж, британский фотограф, прославившийся съемками животных в движении. «После лекции Эдисон пригласил Мэйбриджа посетить его лабораторию», — пишут Карлсон и Горман в исследовании 1990 года. Во время этого визита Мэйбридж упомянул, что помещает свои фотографии в «праксиноскоп» — вращающийся цилиндр, чтобы создать иллюзию движения. «От Мэйбриджа Эдисон узнал, что движение можно записать как последовательность фотографий», — пишут Карлсон и Горман.
Эдисон понял, что запись движения не так уж отличается от записи звука, а это ему уже удалось сделать при помощи фонографа.
Восемь месяцев спустя после встречи с Мэйбриджем Эдисон развернул эту аналогию в предварительном патенте на кинетоскоп, где писал: «Я экспериментирую с инструментом, который делает то же для глаза, что фонограф делает для уха, а именно записывает и воспроизводит объекты в движении, — с целью сделать его одновременно дешевым, полезным и удобным».
Многие другие великие мыслители тоже с большим успехом прибегали к аналогиям. Когнитивисты Кит Холиок и Пол Тагард в своей книге «Скачки сознания» описывают римского архитектора Витрувия как первого человека в истории, который использовал аналогию, чтобы развить научную теорию.
Рассуждая, как лучше всего построить театр, Витрувий, живший более 2000 лет назад, писал, что звуки голоса похожи на океанские волны.
«Как волны, возникающие среди вод, так и человеческий голос, — говорит он. — Первая волна, не встречая препятствий, не останавливает вторую и третью, но все они достигают ушей зрителей как на самых высоких, так и на самых нижних рядах, не создавая эха».
Иоганн Кеплер, великий астроном конца XVI века, тоже ценил хорошую аналогию. Одна из самых известных пришла ему в голову, когда он пытался понять, почему более удаленные от Солнца планеты движутся медленнее тех, которые находятся к нему ближе. Он считал, что виной этому может быть своего рода дух, который исходит от Солнца. Но эта идея была связана с большой проблемой: как писали исследователи психологии Дедре Гентер и Артур Маркман в работе 1997 года, «для того, чтобы Солнце могло влиять на движение планет, потребовалось бы признать воздействие на расстоянии, — идея, отвратительная всякому физику».
Кеплер обошел эту проблему с помощью аналогии: что, если этот дух, исходящий от Солнца (впоследствии известный как гравитация), был бы похож на свет?
Кеплер предположил, что как свет может невидимо преодолевать расстояние от Солнца и освещать Землю, так и сила может исходить от Солнца и влиять на движение планет.
Окей, все это значит, что в ряде случаев аналогии отлично работают. Но почему они должны вести к появлению новых идей? Согласно теории, дело в том, что в ситуации мышления при помощи аналогий требуется отход от традиционных категорий сознания. В сущности, по мнению некоторых когнитивистов, чем дальше аналогия — то есть чем сильнее разнесены уже известный опыт и новая ситуация — тем больше вероятностьтого, что аналогия поведет к появлению кардинально новой идеи.
Теория аналогии интуитивно кажется логичной, но эмпирических данных в ее поддержку не так уж много. Сведениями в этой области мы обязаны по большей части историкам, пристально изучающим писания знаменитостей вроде Эдисона, Витрувия и Кеплера. Но новое исследование, опубликованное в журнале «Когнитивная наука», ставит целью найти конкретные, достоверные данные по этому вопросу через пристальное изучение того, как проходят «мозговые штурмы».
Джоэль Чан и Кристиан Шунн из Университета Питтсбурга проанализировали несколько часов видео «мозгового штурма» реальной группы дизайнеров — главных изобретателей нашего времени, чьи идеи могут быть без подготовки поняты и восприняты обычным человеком.
В группу входили десять человек самых разных профилей: дизайнеры электроники, машин, специалисты по эргономичному и индустриальному дизайну и дизайну бизнес-консультирования. Все они вместе работали над созданием нового портативного принтера, который могли бы использовать дети.
Чан и Шунн провели пословный анализ разговоров внутри команды, отмечая, как одна мысль вела к другой. Они выяснили, что теория далеких аналогий неприменима к работе этой группы. Использование далеких аналогий (таких как сравнение искомого продукта с гаражной дверью) не давало более высокой вероятности возникновения кардинально новой идеи, чем, например, близкие аналогии или вообще их отсутствие. В сущности, далекие аналогии обычно предшествовали все возрастающим «скачкам» в мыслительном процессе.
Но это не значит, что далекие аналогии были бесполезны — совсем наоборот. Выяснилось, что они помогали дизайнерам связывать отдаленные идеи, а не перескакивать через важные концепты. Мне это ни о чем не говорило до тех пор, пока я не прочла несколько отрывков транскрипта. Вот, например, момент, где аналогия с гаражной дверью привела к аналогии с ролетными воротами, что позволило дизайнерам усовершенствовать новую идею:
Тодд: Я думаю о чем-то вроде, ну, клапана на видеокассете.
(Пауза.)
Алан: В смысле, клапана?
Тодд: Ну, такого…
Томми: Что-то вроде гаражной двери.
Тодд: Да, нажми на кнопку — и она откроется.
Томми: Ага.
Тодд: Но, может, это немного сложно.
Родни: Гаражная дверь… ну, это же может быть и ролет.
Тодд: Ролетные ворота.
Авторы работы приходят к важному выводу: «накопительное» мышление можеть ключом к изобретению.
«На основе имеющихся данных мы можем заключить, что в случае накопления множества мелких идей вероятность открытия по меньшей мере такая же, как и в случае прямого внедрения новаторских концептов», — пишут ученые.
Процесс рождения блестящей идеи не имеет ничео общего с мгновенной вспышкой лампочки, но, если вы все будете делать правильно, она все равно загорится.