История заводского дела в России. Часть 1

Тяжела жизнь в период смены эпох — любое начинание означает множество загубленных судеб. Вряд ли крестьяне XVIII века думали о том, как хорошо будет лет через 450 сидеть в креслице с чашечкой какавы и читать статьи про кровавый царский/большевистский/путинский режим. Какой ценой давались нам железоделательные и оружейные заводы, поглотившие своих нужд ради целые селения?

Официально датой основания города считается 1760 год, притом что по всем документам статус города «посёлок Ижевский завод» получил только в 1918 году, а неофициально на этой территории жили ещё во времена падения Римской империи, о чём свидетельствуют немногочисленные остатки оборонительных сооружений. Впервые какое-то исторически важное движение в крае началось только при Иване Грозном после взятия Казани, и тогда же появился первый хозяин у земли — татарский княжеский род, награждённый за верную службу. Но что именно дало толчок к преобразованию скопления деревушек славян да удмуртов в настоящий заводской комплекс? Вот тут самый случай, когда смотришь в книгу, видишь фигу: как оказалось, гора, на которую веками молились язычники и даже устроили там капище, оказалась скоплением глыб железной руды высшей пробы. Вот так в 1754 году Елизаветой Петровной был издан приказ, по которому Петру Шувалову полагалось построить и взять на содержание новые Ижевский и Воткинский заводы. И под звонкий хруст французской булки он по старому русскому обычаю получил на это дело деньги из казны, а заработок (до четырёхсот тысяч в год) бережно клал себе в карман. Правда, оказалось, что вся земля принадлежит каким-то татарам, но ведь работа уже кипит! строятся здания, рубится лес! В итоге дело дошло до Петербурга, где чинуши начали спешно рисовать цветными фломастерами справки с грамотами и скупать крестьянские лжесвидетельства за десять долларов дюжина.

Великий граф

Пока ты смотришь на него, он экспроприирует твою кошку и строит плотину в твоей ванной. Но не стоит плохо думать о святом человеке, который великодушно подарил сестре жены шкатулку алмазов и 55 тысяч рублей, которые по сути и являлись нологоми, кровью и потом уплаченными. Тем более, что Шувалов по старому дворянскому обычаю не вылез из долгов даже зарабатывая миллионы, и в итоге оба завода отошли в казну. К слову, человек, который показал инженерам залежи руды, получил чуть меньше трёх рублей. Но если без желчи, то великий граф не совсем бесчестно брал из казны: изобрёл гаубицу, простоявшую на вооружении более века; приказал всем оружейникам изготавливать меры и лекала, дабы в следствии наладить поточное производство. Стоит ли говорить, что через полвека это позволило выиграть войну, после первого боевого опыта шедшую далеко не в пользу России в том числе и из-за не самого лучшего тульского ружейного производства? Также стоит отметить и характер главного инженера, создавшего план города, Алексея Москвина. С одной стороны, грамотный специалист, много опыта за плечами, заслуги отмечены на высшем уровне, а с другой стороны… «Новокрещенных бьёт бесчеловечно плетьми и отнимает у них лошадей, к звериным ловлям и бобровым гонам не допускает, многое число дельных и жилых со пчёлами дерев порубил». Да, тяжко даётся переход в другую эпоху, бесчестно, кровью, потом, но только так человечество добивается прогресса — по-другому не умеем.

Место, о котором идёт речь

Любой завод начинался с плотины, строил её местный люд: русские, удмурты, татары.
«Каркас плотины сколачивали на века из толстых сосновых и дубовых брёвен. Стягивали их железными полосами, болтами и обручами. Пустоты набивали слоями глины и хвои. Бревенчатые устои укрепляли глиной, ставили их вдоль затапливаемой стороны и близ прорезов».
За три года крестьянские лошади свезли 60 тысяч тонн глины, на каждую сажень (1.6 метра), по молве, приходилось по одному погибшему, а всего таких саженей было 280! Но не только на строительстве плотины приходилось работать: ещё до её запуска надо было запасать древесный уголь, чем, разумеется, под палкой занимались крестьяне. Именовали их тогда кучекладами за особый способ изготовления топлива: в земле выкапывали ямы, куда укладывали кучи дров, закрывали настилом, чтобы не попадал воздух, и поджигали. Уголь тлел под землей месяцами. Случалось, рабочие проваливались в горящие ямы. Но, в отличие от какого-нибудь рабовладельческого строя, им платили! Порой дневная плата доходила аж до трёх копеек! Точно не известно, входило ли питание поверх этих трех копеек или же его надо было закупать отдельно. Вполне возможно, что деньги на продукты предусматривались, но, как это у нас в России бывает, до народа они не доходили, а иначе сложно объяснить эту жестокость. Напомню, что владелец завода потратил более полусотни тысяч рублей на подарок какой-то там сестре жены. А знаете, что это была за работа? Существовала строгая инструкция углежогам: «20-саженную кучу определено двум работникам скласть, одернить, сжечь и разломать, дров вырубить…». И ведь работа была вахтовой, почти на полгода люди уходили в лес семьями, строили землянки, сбиваясь в артели, и начинали валить лес да сушить чурки. А при большой неудаче весь заготовленный дёрн мог совсем сгореть, и тогда прощай, денежки! Стоит ли говорить, что при походе Пугачёва первыми к нему присоединились именно углежоги? заросшие, закопчённые, отчаянные, огрубелые.


На самом деле свинью тут подложил ещё сам граф Шувалов. Специально ведь искал местечко подальше от цивилизации да дорог, чтобы власть не увидела, как он людей на заводы сгоняет. Ну и самих крестьян так было больше, ведь в других местах хватало своих конкурентов. Соответственно, не стоит удивляться, что с самого начала строительства отдельные группы бунтовали, доходило и до смертоубийств, и до посылки военных экспедиций. На имя царицы Екатерины Второй писали челобитные — но куда уж там! Госпожа разве что в ярость пришла от каких-то там просьб вонючих приписных. Так и живём: вроде и завод работать должен — дело-то хорошее, а вроде и столько звеньев в цепи государь-рабочий, что и не видит никто друг друга, не понимает положения и остаётся, в общем-то, при своих. Местные начальники видели в крестьянах ленивых животных, большие начальники полагались на их слова, а крестьяне не знали, где найти время себе хлеб выращивать, чтоб зимой с голоду не помереть. Но прав тот, у кого власть, и нередко умирали люди от побоев всяких подпоручиков или безвестно пропадали в плотинных отсеках.
Совсем неудивительно, что зимой 1773 года у местных чинов начали трястись поджилки, совсем не от холодов леденеть члены и всюду видеться шпионы. Дубинушка крестьянской войны уже начинает поглаживать августейшие хрустящие булочки!

Прослышав зов глашатаев воздаяния, уже заранее из более-менее отдалённых селений прекращаются поставки сена, овса, угля, фуража… Завод встал. Бравый полковник и его дружок управитель завода, ОБЕР-ГИТЕНФЕРВАЛЬТЕР, заявили: «Мы с Тамарой ходим парой!» и смызнули в Казань, где ещё держалась царская власть. По Базарной площади Ижевска стали сновать какие-то подозрительные молодчики разбрасывали листовки, уверяющие товарищей в легитимности их вождя. Конечно, попы да мастеровые пытались образумить народ, мол, никакой это не царь, а ворьё сплошное, и имя его известно, но… какое дело крестьянам, из какого колена очередного августейшего рода идут корни очередной задницы, сидящей где-то там, на которую надо работать в ущерб себе на страшном заводе, да ещё плотить нолог?


Емельян Пугачёв встал в Чесноковке под Уфой. Удмурты сами передали просьбу атаману убрать куда подальше их завод и вернуть старую веру (чёрт, какой смысл они видели в своих языческих божках после всего, что случилось?). Вспомнили все побои, поборы, тяжкие работы — бунташное войско значительно увеличилось и ожесточилось, а как только до Пугачёва дошли новости, что головы завода сбежали, то оно двинулось на Иж. Что интересно, повёл его некто, связанный со старым татарским родом и отлично знавший местность, все дороги и самих приписных… Сотник Юска Кудашев оказался куда более внимательным начальником, нежели царские, и, просто выслушав рассказы о притеснениях и тяготах рабочих, уже хорошо распалил пламя злобы.
Личность предводителя бунтарей, без сомнения, известна читателю, и потому не стоит удивляться, узнав, что, ещё не войдя в завод, он издал указ «О всякой вольности» — освобождение от работ и всяких податей. Первое января 1774 года стало праздничным днём: восемь сотен повстанцев из русских, татар, удмуртов, башкир подошли к заводу, больше половины из них встали на постой в окружающие деревни. Никаких погромов и мародёрств, разве что разграбили дома сбежавших управителей, да и те богатства раздали местным. Ну и, разумеется, вся казна в девять тысяч рублей отошла пугачёвской армии.
Вот только всему есть конец, и вновь наступила пора закатывать рукава, когда те же пугачёвцы в приказном тоне велели заводу снова начать работать, дабы снабжать войско оружием и экипировкой, но разве смыслит свободный люд в управленчестве? Старые начальники хоть и обижали, да опыта много имели, так что бунтовщики вырыли себе же яму, не уследив за шихмейстером (начальником горных шахт) Губановым, который исподтишка задерживал отправку амуниции и припасов, прекратил выдачу хлеба рабочим и т.п. А тем временем под Казанью собирали настоящую, царскую армию с артиллерией и опытными генералами, которая должна была полностью очистить край от пугачёвцев.


25 марта без особого сопротивления Ижевский завод был взят обратно небольшим отрядом под предводительством вернувшихся из бегства управителей, на спешную работу (уже весна, однако!) были согнаны крестьяне, на дорогах поставили посты. И начались допросы, пытки, новые убийства: «Куда вывезли казну?! Кто подстрекал?». Под конец июня зашевелился уже сам Пугачёв, правительственные войска готовились встречать его на переправе у Сарапула. Штурмом занял народный вождь камские берега, отбросил сводный ижевский отряд обратно к заводу. 27 июня случилось решающее сражение у села Завьялово (на середине пути между Ижевским заводом и Гольянами). Силы власти были представлены: тремя пушками, целым барабанщиком, семью солдатами Гороблагодатской роты с настоящим сержантом и примерно тремя сотнями наиболее лояльных мужиков с завода. Войско в противоположном углу ринга была куда более полным и, на самом-то деле, не столь враждебно настроенным. Любители немецкой императрицы уже начали заряжать пушки, когда перед вражескими строями на коне вышел сам Емельян Пугачёв с предложением государевым людям перебираться к нему. Внезапно, чьё-то войско наполовину опустело и было разбито, а чьё-то тринадцатитысячное подошло к заводу.

В.Г. Перов «Суд Пугачёва»

Нового царя и встретили по-царски: настлали по улице холстов, бухались оземь при встрече, притащили с усадьбы бывшего управителя дубовый стол, подослали девку с хлебом-солью, дали крест церковный целовать (ну и девку тоже заодно). Собственно, и сам царь вёл себя по-царски: величаво прошёлся, осмотрел новых подданных, бухнулся за стол, выслушал доклады и жалобы, принял поцелуи в рукава и полы кафтана. Чем не царь? Царь! И уж куда ближе некоторых… Все приписные были освобождены от уплаты подушной подати на семь лет, мастеровым дали по два целковых, записавшимся в войско — по три (разумеется, все деньги выдавались из только что вскрытой заводской казны), добро немногочисленных излишне говорливых попов также взяли в оборот. Начались казни всех тех, кто столь долгое время издевался и унижал честной рабочий народ. 42 человека поплатились за свои преступления жизнями: почти вся городская администрация, особо ненавистные мастера, все военные чины, канцеляристы и полицаи. За каждый кнут — по петле. Что логично, больше всего жалоб было на счёт бывшего управителя, обрусевшего немца Венцеля, да столько, что и петли недостаточно было очистить его совесть… Четвертование — редкое в этих краях дело, и надолго запомнилось ижевцам специально подобранное место казни под откосом у пруда рядом с ключом, который после этого назвали Полковницким.


М. Авилов «Уральские рабочие привозят пушку Пугачёву»

29 июня начался новый этап гражданской войны: Пугачёв через Агрыз двинулся на Казань. Перед уходом завод был разрушен и сожжён до основания. 10 июля 1774 года его войско подошло к Казани, и 12-го числа начался штурм. Отмечена и роль ижевских рабочих в той битве, о которой писал даже Пушкин: незаметно и ловко они подкрались они к летнему губернаторскому дому, прогнали артиллеристов-молокососов и заняли орудия на высоте. Полагаю, об исходе общей битвы говорить не нужно. Благо, ёе императорское величие смилостивилось и не стало казнить оставшихся в родных сёлах бунтовщиков, всего-навсего отрезав им по уху, назначив 50 ударов кнутом и пожизненно загнав на каторгу. Ну что ж, слава императрице за её великое милосердие! Об изменении отношении к рабочим можно сказать то, что в 1787 году по какой-то неизвестной причине разгорелся огромный пожар, а заводские люди не больно-то старались тушить, порой даже помогая тому раскинуться, да и долго ещё деды рассказывали внукам истории о мудром Пугачёве и о казни ненавистного Венцеля.
В следующей части сказ будет вестись о первом настоящем хозяине завода, который полностью реконструировал его и вдобавок к железоделательному заводу построил оружейный, что и стало решающим фактором формирования города. Это будет первый герой со стороны власти, о котором шла добрая молва среди народа, рассказ пойдёт и о человеке, ставшим одним из величайших композиторов мира. Но в истории найдётся место человеку, осуждённому попасть в “Regître des Condamnes” — Аракчееву Алексею Андреевичу, чьи злые козни дотянулись и до Урала. Происходило это в накалённой обстановке начала XIX века, но даже так время станет периодом расцвета города, когда розги сменятся на лекции по мифологии, а унижения мастеров — часами музицирования.