Война как активатор мозга

Войны и межгрупповые конфликты в доисторический период могли служить основным движущим фактором в эволюции мозга человека и нашей способности сотрудничать с себе подобными для достижения общих целей. Кроме того, они могут быть причиной существования альтруистов среди людей и некоторых социальных животных.

К такому выводу пришел российско-американский математик Сергей Гаврилец, изучивший с математической точки зрения, насколько выгодно человеку сотрудничать с другими людьми в разных жизненных ситуациях. Его выводы были опубликованы в британском научном журнале Interface.
Гаврилец, работающий сегодня в университете штата Теннесси в Ноксвилле (США), относится к редкой для сегодняшних дней породе ученых, чей спектр научных интересов и применяемых методов максимально широк. Математик по образованию, российско-американский исследователь не ограничивает себя миром цифр и формул и часто пытается раскрыть сущность многих необычных и малообъяснимых социальных, биологических и даже психологических феноменов при помощи законов математики. Что интересно, при изучении каждого такого явления его интересует по большей части не то, что оно представляет, а то, почему оно возникает и продолжает существовать.
К примеру, в декабре 2012 года Гаврилец опубликовал статью в журнале The Quarterly Review of Biology, в которой он объяснил, почему в человеческом обществе (и среди некоторых видов животных) существует небольшая, но стабильная популяция гомосексуалистов, несмотря на их неспособность самостоятельно продолжить свой род. Причиной этого, по его мнению, являются ошибки при «перезаписи» так называемой клеточной, или эпигенетической памяти, управляющей считываемостью генов, а не какие-то психологические отклонения или иные нарушения в работе мозга.
Менее резонансными, но не менее значимыми, стали два других исследования российско-американского-математика о том, как возникло чувство справедливости у человека и о том, что управляло развитием цивилизаций, начиная с бронзового века и заканчивая новым временем. По его расчетам, наши предки научились оценивать справедливость поступков окружающих по той причине, что это было выгодно для их выживания с точки зрения эволюции, а войны оказались главным двигателем развития цивилизаций.
Публикация в Interface является логическим продолжением этих двух статей. В ней Гаврилец попытался выяснить, почему наши предки приобрели способность к взаимопомощи и почему они научились заключать временные (или постоянные) союзы для решения задач, которые невозможно решить в одиночку, и зачем нам нужен столь большой мозг, «съедающий» около 20% от получаемой телом энергии.
«Наша способность плодотворно сотрудничать с другими людьми, по большей части, является именно той чертой человека, которая сделала нас тем, чем мы являемся сегодня и чего достигла наша цивилизация. Главным вопросом сегодня является то, как мы приобрели эту способность, учитывая те гигантские метаболические и физиологические расходы, которые мы несем из-за больших размеров мозга, и высокую вероятность того, что плодами вашего союза с другими людьми могут воспользоваться нахлебники», — объясняет ученый.
Как пишет Гаврилец, опираясь на те выводы, которые он сделал во время исследования связи между войнами и цивилизационным прогрессом, все действия сообществ древних людей в доисторический период времени можно разделить на две группы — борьбу с природой и конфликты с себе подобными. К первой группе математик относит охоту, постройку жилищ, поддержание огня, защиту от хищников, выделку одежды и другие совместные действия, чья успешность не зависит от действий других групп. Он называет все такие формы кооперации «игрой «мы против природы»».
Второй класс коллективных действий, которые он окрестил «играми «мы против их»», включает в себя все конфликты между двумя или более группами людей за самые разные ресурсы — доступ к пище, воде, удобным камням для изготовления орудий труда и даже к женщинам.

Сергей Гаврилец.
В принципе, как отмечает ученый, обе этих формы групповой кооперации могут стимулировать развитие мозга и приводить к развитию врожденного стремления к взаимопомощи и сотрудничеству с другими людьми. Однако антропологи и социологи пока не пришли к единому мнению, по какому из этих вариантов шли наши непосредственные предки — кроманьонцы — и более древние протолюди.
Для ответа на вопрос, какая из этих гипотез лучше объясняет то, почему человек генетически «заряжен» на кооперацию, Гаврилец создал виртуальный мир, в котором жило две больших общности людей — племена «пацифистов» и племена «воинов». Члены первой группы вступали в союзы и действовали сообща исключительно для решения задач класса «мы против природы», а вторые добывали ресурсы лишь посредством конфликтов с соседними группами виртуальных людей.
Успех каждого такого племени в виде количества добытых ресурсов, по правилам модели, зависит от того, насколько сильно вкладывается каждый его член (то есть отдает долю своих ресурсов для решения задачи) в успех того или иного коллективного мероприятия. От размеров этой «кубышки» пищи и прочих ресурсов зависели шансы на то, продолжит ли свой род эта группа, увеличится или уменьшится ли она в размерах. Если то или иное племя вымирает, то его виртуальная вотчина долго не пустует — она заселятся потомками самых успешных племен, набравших максимальное количество ресурсов.
Члены каждого племени, по задумке Гаврилеца, обладали относительно большой свободой. Они могли жульничать, выделяя меньше ресурсов на решение коллективных задач или не вкладываясь в общие усилия в принципе, мигрировать и скрещиваться с представителями других групп, что отражалось на склонности их потомков, если они и имелись, к «пацифизму», «милитаризму», взаимопомощи и к дармоедству.
Как показали математические расчеты и наблюдения за жизнью людей в этом виртуальном доисторическом мире, «пацифизм» является нежизнеспособной стратегией для выживания и развития кооперации. Он был крайне уязвим перед лицом роста числа нахлебников в племенах и снижению склонности к взаимопомощи, что неизбежно приводило к ресурсному коллапсу и невозможности продолжить род.
Такие группы стабильно выживали и продолжали свой род только в тех случаях, когда они состояли из очень большого числа людей, изначально предрасположенных к кооперации, и большой отдачи от коллективных действий. По мнению Гаврилеца, такого не могло происходить в глубокой древности, когда коллективные риски были высокими, а потенциальная польза от сотрудничества – относительно низкой.

Древние люди в доисторический период.
Кроме того, в них возникал крайне любопытный социальный феномен. Большинство членов таких племен под конец их существования были эгоистическими нахлебниками, в них практически всегда был хотя бы один альтруист, который вкладывал большую часть своих ресурсов в коллективный успех и тем самым давал племени шанс на существование. Подобные ситуации вряд ли могли случаться в древности, так как они возникали только в тех случаях, когда отдача от вложения ресурсов была очень высокой, а стремление к кооперации – достаточно низким.
В племенах «милитаристов» картина была совершенно иной. При всех допустимых вариантах в чертах характера и при любых особенностях в поведении людей, такие группы всегда получали пользу от кооперации и не выходили в ресурсный «минус», как выражается Гаврилец, из-за действий нахлебников. Отдача от сотрудничества и связанная с ней успешность в деле продолжения рода зависела от индивидуальных усилий каждого члена общества, а не от общей массы вложенных ресурсов, как в случае с племенами «пацифистов». Это, как считает математик, и заложило условия для межплеменной конкуренции, стимулировавшей развитие склонности к кооперации, а через нее — и рост объема мозга и общего уровня когнитивных способностей.
Поэтому, по мнению Гаврилеца, мы можем с полным правом говорить о том, что изначально рост наших интеллектуальных способностей и склонности к взаимопомощи был обусловлен войной, конфликтами с другими группами людей. В дальнейшем, эта способность распространилась и на другие проблемы в жизни наших предков, которые входят в класс «мы против природы». Это предположение, как он считает, хорошо поддерживается наблюдениями за жизнью современных племен, застрявших в каменном веке, а также хорошо объясняет склонность человека к насилию и ведению войн, заключает математик.